Книги

Судьба философского наследия Иоганна Фридриха Гербарта (1776–1841) в истории философии является образцовым примером превратностей и странностей историко-философского канона. Гербарт, современник Шеллинга (1775–1854) и Гегеля (1770–1831), ученик Фихте (1762–1814), является в нынешней истории философии малозаметной фигурой второго, а то и третьего плана, затерявшейся где-то за спинами своих именитых коллег. Но если не в философии, то, по меньшей мере, в педагогике Гербарт является неизменно актуальной фигурой: его труды современные отечественные историки педагогики называют «первым опытом научного построения педагогической теории».

Расслоение человека, утрата «естественной» простоты — любимая тема Гоф­мана. В этом издании собраны произведения великого романтика, которые показывают, на каких путях искал Гофман утраченную простоту человечности. Произведения, открывающие неведомую, «ночную» сторону души и бытия.

Будучи свободным в принятии решений и совершении поступков, человек не способен предвидеть и контролировать их отдаленные, а иногда и ближайшие результаты. Признание этой неспособности означает существенное ограничение человеческой свободы, вплоть до полного ее отрицания. Если последствия моих действий от меня не зависят, то о какой свободе может идти речь? Таким образом, обнаруживается фундаментальная асимметричность человеческого бытия, которое, с одной стороны, предполагается автономным, а с другой, достаточно жестко подчиненным некой «объективной необходимости».

Взаимосвязь между отрицанием «обычного хода вещей», стремлением к достижению «реальности», к «иному бытию», с одной стороны, и формированием «нового комплекса субъективности», с другой, – эта взаимосвязь вновь придала актуальность и притягательность идеям гениального марксистского теоретика ХХ века Георга (Дьердя для соотечественников из Венгрии) Лукача (1885-1971), ставшего одним из основоположников т.н. «неомарксизма» или «западного марксизма» и его легендарной книге «История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике» (1923, 1968 и сл.), ставшей своего рода Библией «нового левого движения». В конце 60–70-х гг. книга Лукача стала политическим бестселлером в Германии, Франции, Италии, Великобритании, США; она была переведена на разные языки, опубликовано множество посвященных ей работ, проведены международные симпозиумы и конференции, на которых она рассматривалась под всеми возможными углами зрения. И только СССР оставался незатронутым этим бумом популярности работы молодого Лукача. Это первый перевод на русский язык книги, остававшейся прежде одним из прискорбных, ничем иным не восполнимых «белых пятен» в отечественной общественно-политической науке.

Имя Эрнста Маха, австрийского физика, который полвека проработал в знаменитом Карловом Университете в Праге, было, пожалуй, на рубеже ХIХ — ХХ веков общеизвестно не только в среде специалистов по профессии. Он был признанным специалистом в области термодинамики, оптики, акустики, механики сверхзвуковых скоростей. Он был также выдающимся экспериментатором — например, получил первые фотографии ударных волн при обтекании тел газом, движущимся со сверхзвуковой скоростью.

Мы будем говорить о метафизике Просвещения; интересует нас в первую очередь то, что «после» физики, так сказать, «первая философия» эпохи, т.е. определенное понимание бытия, свойственное всем просветителям и неизвестное им самим. Она-то, эта общность понимания, и сделала эпоху «эпохой», придала ей пределенность, которая заметна лишь постфактум, в историко-философской перспективе. Сама эта перспектива — продукт понимания того, что говорили просветители, а не какое-то немыслимое «внешнее» историко-философское знание, какая-то философия истории, якобы выясняющая ее законы и пр.

Анализируя творчество Сервантеса, Декарта, Веласкеса и Вико, автор показывает, что игровой элемент механицизма сделал новоевропейское мышление «представляющим» и превратил мир в «картину» не без влияния христианских корней новоевропейской цивилизации.

Первой работой Мишеля Фуко, появившейся на русском языке, была книга “Слова и вещи” (1969, русский перевод 1977). Она завершалась загадочной фразой: быть может, когда сменятся диспозиции нашего современного мышления, “человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке”. Такая фраза не могла не привлечь к себе внимание. Книга “Слова и вещи” вызвала оживленную дисскусию. Надо, однако, учесть, что стоящая за этой фразой мысль принадлежит не только данной книге. Она является стержневой для всего творчества Фуко. Одним из подходов к ней стала предлагаемая вниманию читателя книга “История безумия в классическую эпоху”, вышедшая в 1961 г. В свете традиции, ведущей от Башляра через Кангийема к Фуко, предлагаемую читателю работу Фуко можно понять как четкое и обстоятельное описание исторического разрыва, отделяющего психиатрию, сформировавшуюся в XIX в., от предшествующих представлений и практик обращения с психически больными. И, однако же, резюмировать таким образом содержание данной книги значило бы упустить ее самое глубокое и сложное содержание. Ибо Фуко говорит не только о том, что в начале XIX в. происходит исторический разрыв в концептуализации психических заболеваний и обращении с психически больными. Нет, он высказывает гораздо более сильный тезис: до XIX в. не было безумия.

Философия и методология науки являются признанной и престижной областью философских исследований, за которой стоит достаточно большая традиция. Философская рефлексия над методологическими основаниями гуманитарного знания более молода и не имеет за собой такой сложившейся традиции, как философия и методология физико-математического знания. Поэтому подчас первая демонстрирует некоторую наивность по сравнению с последней, и это указывает на настоятельную необходимость развивать методологию гуманитарного познания.

Большой вклад в эту методологию внес известный французский философ и культуролог Мишель Фуко. Вся его деятельность была направлена на показ того, что та реальность, в которой мы живем, включая людей со всем тем, что в них, как кажется, задано самой природой, вовсе не является само собой разумеющейся, очевидной, и существующей от природы и от века. Фуко принадлежат работы по истории тюрьмы, клиники, психиатрической лечебницы, а также отношения к сексу и регулирующих его норм. В этих работах он показывает, что данные учреждения и нормы, кажущиеся современному человеку извечными и совершенно естественными, формировались при определенных социальных отношениях и в определенных структурах распределения власти. А то, что они представляются извечными и естественными, влияет и на то, каким образом человек представляет самого себя как естественную данность. В центре внимания Фуко всегда лежали процессы, в которых человек конституирует себя как объект познания и одновременно как субъект этого познания.

Речь идет о субкультурах геев, лесбиянок, трансвеститов, говоря шире -   о любых формах «перверсивной» сексуальности, которые  зачастую  объединяются терминами «трансгендер» или «неосексуальность». Соответственно, одним из интересующих нас объектов исследования  выступает поливалентная  сексуальность, которую еще З.Фрейд рассматривал в качестве  «нормы» сексуальной идентичности субъекта.  Замечу сразу: вышеупомянутая теория  привлекла наше внимание не  столько и не только как концепция, объясняющая  становление сексуальной/гендерной идентичности субъекта, сколько, главным образом, как  теория  чтения   определенных культурных текстов.